Проективная идентификация

В современных психологических и даже психоаналитических кругах принято редуцировать понятие проективной идентификации. Вот определение из Википедии:

«Используя её [проективную идентификацию], человек не ограничивается тем, что предполагает наличие в другом человеке тех элементов психической жизни, которые на самом деле находятся в нём самом (как при проекции), – он также старается получить подтверждение того, что его фантазии соответствуют действительности. Данная цель достигается за счёт бессознательного поведения, провоцирующего обратную реакцию в соответствии с ожиданиями человека. Например, человек может вести себя раздражающе с целью вызвать ожидаемую им агрессию. Так как подобное поведение осуществляется бессознательно, человек осознаёт только полученную им обратную реакцию и, таким образом, получает подтверждение своих фантазий.»

Это не является определением проективной идентификации, оно напротив, опровергает существование проективной идентификации в том виде, как ее описывала Мелани Кляйн, потому что вместо прямого влияния на акцептора описывается вполне понятный психологический механизм, который является хотя и бессознательным, но вполне очевидным способом влияния одного человека на другого. Субъект ведет себя агрессивно в силу своих личностных особенностей. Чтобы защититься от укоров совести, он проецирует на своего визави собственную агрессивность (как бессознательное утверждение: это не я, а он). Так как он ведет себя  агрессивно, его поведение закономерно вызывает встречную агрессию, в результате которой он очередной раз приходит к выводу, что все люди злые  (не думаю, что он это делает с целью вызвать ожидаемую им агрессию). Он проецирует свою агрессивность на визави и защищается от него с помощью собственной агрессии, вызывая ответную агрессию. Это вполне понятный бессознательный паттерн поведения – но это не проективная идентификация, как ее определяла Мелани Кляйн.

Автор авторитетного “Словаря по кляйнианском психоанализу” Роберт Хиншелвуд считает, что идея Кляйн о проективной идентификации появилась еще в 1927 г. в статье “Криминальные тенденции у нормальных детей”. Кляйн описывает случай Джеральда (6 лет), который был очень живым и, как казалось, счастливым мальчиком, у которого никогда не замечали никакой тревоги, и на анализ его привели по профилактическим причинам.

«В ходе анализа я обнаружила, что ребенок перенес сильную тревогу и до сих пор находился в состоянии стресса от этой тревоги… Как мы установили во время анализа, одним из объектов его тревоги было чудовище, которое только наделялось привычками чудовища, а на самом деле было мужчиной. Этим чудовищем, которое сильно шумело в соседней комнате, был отец, производивший данные шумы в смежной с комнатой Джеральда спальне [вероятно, речь идет о коитусе]. Желание мальчика проникнуть в спальню, ослепить отца, кастрировать и убить его вызывало ужас такой же, как если бы там было чудовище. У Джеральда был маленький тигр, и его большая любовь к этому животному отчасти исходила от надежды на то, что тигр защитит его от чудовища. Но иногда тигр оказывался не только защитником, но и агрессором. Джеральд предлагал отправить его в соседнюю комнату, чтобы реализовать свои агрессивные желания по отношению к отцу. В этом случае пенис отца также должен был быть откушен, приготовлен и съеден. Данное желание исходило отчасти от оральной фиксации мальчика, а отчасти от его выбора средства борьбы с врагом; ребенок, не имеющий иного оружия, в примитивной манере использует в качестве оружия собственные зубы.»

По мнению Хиншелвуда, мальчик расположил во внешнем мире часть своей самости, чтобы реализовать свои агрессивные желания. Но, к сожалению, Хиншелвуд "кастрирует" цитату Кляйн в своем словаре, стыдливо заместив все ужасы про приготовление и съедание пениса отца многоточием. В современном психоанализе вообще не принято цитировать Кляйн целиком, чтобы не шокировать неискушенного читателя, и не шокироваться самому.

Впервые Мелани Кляйн ввела понятие проективная идентификация в 1946 г. в статье “Заметки о некоторых шизоидных механизмах”:

«Бешеное нападение на тело матери в фантазиях младенца осуществляется по двум основным направлениям. Одно из них объединяет преимущественно оральные импульсы, стремления опустошить, искусать, исчерпать и лишить тело матери всех его хороших частей… Другое направление атак имеет в своем основании анальные и уретральные импульсы и направлено на удаление опасных субстанций (экскрементов) наружу и помещение их внутри тела матери. Вместе с этими вредными экскрементами отторгаются и ненавидимые, отколовшиеся части самости младенца, проецируясь на мать, или, я скорее сказала бы, внутрь матери. Эти экскременты и плохие части самости символизируют не только нанесение повреждения объекту, но также обозначают и обладание, контроль над объектом. Таким образом, поскольку мать становится вместилищем плохих частей самости младенца, она не ощущается как сепарированная индивидуальность. Младенец ощущает ее как плохую самость. Ненависть по отношению к различным частям собственной самости в значительной мере направляется теперь на мать. Это приводит к появлению специфических форм идентификации, которые образуют прототип агрессивного объектного отношения. Я предлагаю использовать для обозначения этих процессов термин проективная идентификация. Когда проекция главным образом происходит от побуждения причинить вред матери и контролировать ее, младенец начинает ощущать мать в качестве преследователя.»

Обратим здесь внимание на то, как Мелани Кляйн подчеркнула: проецируясь на мать, или, я скорее сказала бы, внутрь матери. Это существенная деталь: если в классическом психоанализе использовалась формулировка проецировать на (как на экран), то Кляйн предлагает использовать формулировку проецировать в. В этом суть проективной идентификации с точки зрения Кляйн.

В 1957 году в книге “Зависть и благодарность” Кляйн продолжила развитие своей идеи о проективной идентификации:

«…Зависть не только пытается ограбить свой объект, но также и внести плохое, в первую очередь, плохие экскременты и плохие части себя в мать и, прежде всего, в ее грудь, чтобы испортить и разрушить ее. В самом глубоком смысле это означает разрушение ее творческой способности. Этот процесс, который исходит из уретрально- и анально-садистских импульсов, я в другом месте определила как деструктивный аспект проективной идентификации, возникающий с самого начала жизни.»

Не знаю, можете ли Вы представить себе, как младенец вносит в грудь матери плохие экскременты и плохие части себя, но эта идея очень понравилась Британскому психоаналитическому обществу. Правда, про ужасную анальную тематику внедрения экскрементов скоро забыли.

Значительно расширил и углубил идеи Мелани Кляйн о проективной идентификации британский психоаналитик  Уилфред Бион. Главная и самая его популярная идея – это контейнирование.

Контейнирование – это когда мать, психоаналитик или кто-то близкий готов выступать в качестве акцептора (лат. accipio – принимаю, получаю), т.е. в качестве контейнера. Для того, чтобы принять в себя объекты проективной идентификации, нужно быть готовым это сделать (правда, никто не пишет, как это сделать, кроме как стать кляйнианским  психоаналитиком).

«В качестве реалистической деятельности она [проективная идентификация] проявляется как поведение, адекватно рассчитанное таким образом, чтобы вызывать у матери чувства, от которых младенец хочет избавиться. Если младенец чувствует, что умирает, он может вызвать у матери страхи, что он умирает. Уравновешенная мать способна принять их и отреагировать терапевтически: то есть таким образом, что младенец чувствует, что он получает свою испуганную личность назад, но в форме, которую он способен вынести – когда страхи оказываются подконтрольными личности младенца.»

(Бион. “Теория мышления”)

Вот в краткой форме суть явления контейнирования по Биону. Он выводит способность матери к контейнированию из ее способности отреагировать психотерапевтически, потому что он строил свою концепцию контейнирования из наблюдений над тяжелыми пациентами в процессе их анализа (в отличие от Кляйн, которая, наблюдая за младенцами, смогла "увидеть" их фантазии о том, как они вносят в грудь матери плохие экскременты и плохие части себя).

Вслед за Бионом Ханна Сегал продолжила развивать идеи об использовании проективной идентификации внутри психоаналитического взаимодействия:

«Мы скорее думаем о пациенте, как о проецирующем в аналитика, нежели на аналитика. Такой взгляд предполагает, что перенос коренится в примитивном младенческом доречевом опыте и согласуется с кляйнианской концепцией проективной идентификации. Мы наблюдаем пациента не только воспринимающим аналитика искаженно, взаимодействующим с этим искаженным образом и передающим эти реакции аналитику, но также воздействующим на разум аналитика, проецирующим в аналитика таким способом, который оказывает влияние на аналитика.»

(Сегал. “Контрперенос”)

Так мы приходим к понятию контрпереноса в кляйнианском психоанализе, которое выводится напрямую из идеи проективной идентификации.  Идея кляйнианцев заключается в том, что психоаналитик, подобно уравновешенной матери, принимает в себя внутренние объекты пациента, которые внедряются в него с помощью проективной идентификации. Это помогает психоаналитику, если он открыт для такого внедрения, напрямую прочувствовать тревожные и даже панические и агрессивные чувства пациента и вернуть их пациенту в переработанном виде, используя интерпретации, так, чтобы пациент смог принять их в новом качестве.

Нужно подчеркнуть, что с точки зрения кляйнианцев, послания, сделанные пациентом с помощью проективной идентификации, находятся на довербальном уровне, поэтому, единственным способом психоаналитика понять пациента является его собственные чувства, ощущения, мысли, фантазии, образы и импульсы к действию, которые, как считается, в психоаналитика поместил сам пациент. Поэтому никаким разумным способом психоаналитик не может объяснить, как случилось такое влияние на его разум.

Итак, как считают кляйнианцы, пациент непосредственно влияет на разум психоаналитика. Это ведет к неоправданному упрощению методов проведения анализа, что напоминает работу экстрасенса, который видит всё своим внутренним взглядом (как психоаналитик с помощью контрпереноса).

«Интерпретация проективной идентификации в клиническом материале на основании реакций аналитика может вызывать ощущение, что аналитик просто приписывает свои собственные чувства пациенту, их не осмысливая, и всемогущим образом "знает" о чувствах пациента напрямую, с помощью интуиции»

(Роберт Хиншелвуд. “Словарь по кляйнианскому психоанализу”)

Если мы читаем статьи кляйнианских психоаналитиков, то неизменно обнаруживаем, что психоаналитик представляется абсолютно хорошим, несущим пациенту благо, а пациент завидующим, обесценивающим, неблагодарным и агрессивным. Задача психоаналитика видится в интерпретации (основанной на проективной идентификации) всех этих ужасных чувств пациента, чтобы он мог принять все хорошее, что несет ему абсолютно хороший психоаналитик. Это, по сути, является безосновательным обвинением и унижением пациента и возможностью для психоаналитика "спрятаться" в своем нарциссическом всемогуществе.

Для того, чтобы сделать интерпретацию, недостаточно вещать как оракул, а нужно провести длительную работу совместно с пациентом (см. интерпретация,).

«…проективная идентификация становится метафорой, небрежно переведенной в термины контейнера и контейнируемого, которая прилагается к феноменам в сфере отношений или познания почти в любой их форме, тогда как здесь достаточно обращения к обычным понятиям отношения, содержания (containment) или вовлечения.»

(В. Мейснер. “Заметка о проективной идентификации”)

Надо заметить, что пациенты кляйнианских психоаналитиков часто, правда, выражают ненависть в адрес своего психоаналитика. По мнению Роберта Столороу это связано с ятрогенией (повторного травмирования самых уязвимых частей самости пациента).

«Мы обнаружили, что предположение о желаниях пациента заставить аналитика почувствовать себя бессильным и взбешенным очень часто не подтверждается в нашей работе. Мы считаем, что такие желания появляются только тогда, когда последовательно отсутствуют отклик и эмпатическое понимание несогласий, притязаний пациента и его первичной потребности иметь свой собственный субъективный опыт. Очень часто страх нарциссической уязвимости аналитика и чувство ответственности за переживаемые им фрустрации составляют основу серьезного сопротивления свободному ассоциированию и явным образом мотивируют защитную позицию пациента.
Мы утверждаем, что глубокая, примитивная агрессия является неизбежным, непреднамеренным, ятрогенным последствием терапевтического подхода, предполагающего, что данные психологические конфигурации, в сущности, есть патологические защиты против зависимости и примитивной агрессии.
Стоит ли удивляться, что, когда в терапевтических отношениях жизненно важные потребности развития вновь сталкиваются с травматическими неэмпатичными реакциями и непониманием, пациент часто реагирует сильным гневом и проявлениями деструктивности?»

(Роберт Столороу и соавторы. “Клинический психоанализ. Интерсубъективный подход”)

Получается, что использование идеи проективной идентификации делает психоаналитика всезнающим и всемогущим, лишая его самой важной функции психоаналитика – анализа. Отсутствие эмпатии психоаналитика и его безапелляционность вызывает гнев пациента, что психоаналитик считает подтверждением своей правоты, что пациент агрессивен вследствие зависти к психоаналитику как хорошей груди. Такой эмпатический разрыв и когнитивный диссонанс ретравмирует пациента, потому что, правда, он бессознательно искал в психоаналитике именно добрую мать (или хорошую грудь, как выражаются кляйнианцы). Психоаналитик исподволь вещает пациенту, что он и есть хорошая грудь – а пациент плохой, поэтому не может принять это с благодарностью.

Остается вопрос: почему пациенты не бегут от таких психоаналитиков? Надо заметить, что подавляющее большинство пациентов кляйнианских психоаналитиков – это пограничные и психотические личности. Их матери были неэмпатичными и безапелляционными. И отношения с матерями у них были садомазохистическими. Когда они попадают в такой анализ, они оказываются в детстве. У них всегда была надежда, что они смогут сделать так, чтобы мать их полюбила. Тот же паттерн возникает и в анализе. Они оказываются в привычной садомазохистической атмосфере. И они остаются в таком анализе годами, потому что переносят на эти взаимоотношения с психоаналитиком свою мечту – добиться того, чтобы мать наконец-то полюбила.

читайте также:
 
Контрперенос
 
Психоанализ: как работает психоаналитик и как это помогает
 
Проекция